Статья из «Новой новгородской газеты» (№5 (655) от 30 января 2013 года, с. 23) о спектакле «Иосиф Бродский. Пилигрим» в Новгороде Великом, который был сыгран 22 января в Новгородской Филармонии. К сожалению, сайта у газеты нет, поэтому мы прилагаем скан и расшифровку! Орфография и пунктуация сохранены.
Рубрика: вокруг тумбы
Бродский в рам��е и без рамок
не перевелись еще слушатели стихов на руси
Из огромной рамки он смотрит на нас сверху вниз — отрешенно и немного устало. Такой взгляд бывает у людей, которые испытали много разочарований, но не разочаровались. А мы болтаем и временами даже не замечаем его. До тех пор, пока изящная ведущая не объявляет начало программы: «Пилигрим», Бродский. Бродский-пилигрим.
Раздробленный силуэт
Прологом к этому перфомансу-исповеди для меня стала афиша. Из глубины бумажной сепии глаза Бродского взывали оставить суетность. Сам же он был лишь черным силуэтом, раздробленным фотографией иностранного города с перекрестком. Позже я пойму, к чему этот коллаж. Пойму, когда на экране-рамке будут мелькать «коллажные» картины Магритта, когда звуки джаза будут перебивать эмоциональные выплески актеров, когда со с��ены будет сыпаться смесь из стихов, интервью и писем. Все здесь коллаж, как и наша жизнь — набор разрозненных фактов, волей случая замешанных в одном котле.
Собираясь в филармонию, опасалась трех вещей.
Первое: чтение на манер автора. Обласканная судьбой, однажды я побывала в Петербурге на выставке Бродскому. Слушать стихи в его исполнении оказалось пыткой. Не потому, что они сложны, а потому что чрезмерная экзальтация мешала воспринимать смысл.
Второй момент, который сопутствует поэтам — избыток пафоса.
И третье — частая идеализация тех, кто является «нашим всем» (или почти всем). Венок мученичества, возложенный на изгнанника из родной страны и Нобелевского лауреата Бродского, романтизирует его облик, но делает страшно чужим и недосягаемым. Хотя сам он не был склонен к драматизации своего жизненного пути — и в этом проявилось его высокое чувство собственного достоинства.
Театр из Санкт-Петербурга с названием VERTUMN явило собой пример того, что такое хорошо.
«Тунеядец!» — так, среди прочего, характеризуют поэта актеры Елена Бедрак и Иван Стрелкин.
«Близится наше время. Люди уже расселись. Мы умрем на арене. Людям хочется зрелищ!» — первым же стихом ставят они на место и нас, зрителей.
Дальше будут духовные искания и болезнь, взлеты и недопонимание, успех в «карьере» и неудача в любви, уверенность в своей пользе для русского народы и вынужденная эмиграция. Все это сыплется на нас как из рога изобилия.
«Мир меня давно не удивляет. Я думаю, что в нем надежно действует один-единственный закон — умножение зла», — это Бродский. И это он: «На любовный треугольник наложился квадрат тюремной камеры, да? Такая вот получилась геометрия, где каждый круг порочный…». И это: «И, ,значит, осталась только иллюзия и дорога. И быть над землей закатам, и быть над землей рассветам. Удобрить ее солдатам, одобрить ее поэтам».
Облик поэта закручивается в череде образов: Коломбина, Дон Кихот, Гамлет, обвинители суда, осуждающие рабочие, журналисты… Но вихрь этот контролируем, и повелевают им всего два актера.
Эмоциональные акценты помогают расставить музыканты: Юрий Бедрак (электро, клавишные, саксофон), Владимир Павличенко (ударные) и Филипп Мещеряков (контрабас). Их музыка — не фон, на который ложится текст, они задают тон всему действу — придают бодрости, заточают в четырех стенах, уносят в небесные дали, напрягают невыносимой ношей, дают надежду. «Пульс живой музыки претерпевает самые разнообразные жанровые изменения.
Казалось бы, оставаясь в русле джазовых импровизаций, они в то же время раскрывают перед зрителем-слушателем всю палитру современного музыкального пространства от хип-хопа до регги, от свинга до би-бопа. Мелодии, захватывающие дух, смелые ритмы и неожиданные смешения уводят далеко за пределы как джаза, так и привычных музыкальных форм», — так отзываются об их деятельности на просторах Интернета. Они колдуют звуками так, как колдовал текстом поэт.
От квартирника к бессмертию
На «Пилигриме» все время ловлю себя на мысли, что импровизация — хрупка и уязвима. Но можно ли повторить импровизацию, оставив ее легкость и неожиданность? Особенно, когда нужно сочетать музыку и текст, а также гармонично выстроить работу сразу пятерых человек?
— Замысел не родился одномоментно, — рассказывает Елена Бедрак. — Мне давно очень хотелось сделать вечер в память об Иосифе Александровиче Бродском, и я лишь искала удобного случая. Он не заставил себя ждать. 29 января 2012 года я вместе с друзьями — актерами и музыкантами — читала любимые стихи Бродского. Это был скорее импровизированный поэтический вечер. Однако уже тогда я наметила общую канву, которой и придерживаюсь до сих пор.
С течением времени многое уточнилось и конкретизировалось: мы сами закрепились в собственном понимании поэзии Бродского. Но первоначальный заряд — избавиться от пафоса, быть честными и искренними и читать то, что тебя лично не оставляет равнодушным — этот заряд остался. Хотя со стороны сам концерт приобрел, в хорошем смысле, немного сдержанный вид.
Что касается внутреннего содержания, то мы лишь прошли путь от первого, очень яркого, эмоционального порыва, от даже неосмысленной любви (а ее очень трудно осмыслить) — к постоянным открытиям, к некоторой глубине понимания. Это вполне естественный процесс, как мне кажется, для любого творчества. Я лично постоянно открываю для себя что-то новое. Скажу честно, я вдруг недавно открыла для себя не только интеллектуальность его поэзии, но и ее страсть.
В компании поэтов
Такой перфоманс — не единственный. В репертуаре творческого объединении есть не менее непростые для понимания поэты — например, Ахматова и Цветаева.
— Наш зритель тот, кто, по меньшей мере, любит поэзию Ахматовой и Цветаевой, и русскую поэзию XX века в целом: Владимир Маяковский, Осип Мандельштам, Арсений Тарковский, Максимилиан Волошин, — объясняет Елена.
— Можно ли сказать, что ваши постановки — элитарны, или они вызывают интерес у разной аудитории?
— Я точно не считаю наши постановки элитарными. Как я уже говорила, изначально это даже был нагловато-хипповатый экспромт, и именно это мы постарались сохранить. Конечно слушать поэзию полтора часа — это тоже по-своему труд, требующий внимания и концентрации, и, возможно, не каждый к этому готов, но иначе никак. Я смотрю в зрительный зал и вижу очень разных людей — это и школьники, и студенты, и весьма почтенная публика. Думаю, каждый находит то, что ему близко.
В течение всего перфоманса «рамка для фото» проходила метафизические перевоплощения, становясь то телеэкраном, то холстом для живописных полотен, то окном в мир. А в финале она и вовсе растворилась в космических объектах Вселенной. Символично: поэзия Бродского тоже — без рамок и о вечном. Очищенная от социальной шелухи и общественных штампов, она говорит о других высотах. Наверное, нельзя такому видению научиться. Но почувствовать можно.
0 notes